Загадка Белой Леди - Страница 32

К тому же новые общения могут дать и новую пищу для изучения возможностей побега.

И миссис Хайден решила не откладывать попытки знакомства, хотя заранее и предполагала в глубине души полный провал.

Разумеется, она не стала ни подходить к русскому дипломату в столовой, ни тем более заходить к нему в коттедж, стоявший на отшибе второй террасы и почти вплотную к каменной стене. Место это было мрачное, с валунами, с елями и почти не сверкавшим над головой небом. Как-то раз, еще во время своих первых прогулок по пансиону, миссис Хайден забрела туда случайно. И тогда она сразу же поспешила уйти из этого мрачного местечка, подавленная и почти напуганная. Теперь же, зная и о болезни Балашова, и о его пристрастии к первой террасе, она уже не удивлялась и даже с удовольствием посетила бы угрюмого затворника. Хотя бы ради спонтанно возникшего предположения, что стена за коттеджем наверняка совершенно не просматривалась. Но, разумеется, это был бы неправильный шаг.

И потому на следующий день еще до завтрака она просто отправилась немного погулять по отдаленной тенистой тропинке меж розоватых гранитов, из-под которых зелеными фонтанчиками вырывались пучки какой-то стреловидной травы. Балашова она обнаружила сидящим на одном из валунов. Мучительно сжимая пальцами виски, отчего его открытое ясное лицо становилось странно похожим на маску, он вел с собой какой-то неимоверно дикий нескончаемый разговор. На мгновение миссис Хайден даже стало не по себе от его бормотания.

– Ты знаешь, зачем все это? – глуховатым голосом спрашивал он сам себя. – Видимо, для того, чтобы ты начал все с нуля, – сам же себе отвечал он, а затем снова спрашивал: – Да, ты можешь, но Россия? – Таких, как я, будет много. – Таких много не бывает…

Миссис Хайден, намеренно громко ступая по гравию, вышла на открытое пространство перед валуном и остановилась.

– Доброе утро, господин Балашов, – спокойно и уверенно обратилась она к нему, не дожидаясь приглашения. – Я зашла сюда случайно, но вижу, что вы тоже еще не завтракали, давайте пойдем вместе. – Она чувствовала, что в ее словах и тоне звучит ложь, искусственность, что она разговаривает со взрослым человеком, как разговаривают с ребенком, животным или иностранцем на чужом для него языке. Но ведь она говорила… да, она говорила на том языке, который Виктор назвал русским. И говорить на нем было вполне легко и даже приятно.

Дипломат оторвался от беседы с самим собой, как отрываются от разговора с другим человеком, и в серых глубоких глазах его появилось выражение умной собаки, пытающейся понять хозяина. Миссис Хайден спокойно ждала. Наконец болезненная гримаса исказила его высоколобое лицо.

– Ты хочешь пойти с ней? – только по губам прочитала она его вопрос к самому себе, который, будучи произнесенным вслух, прозвучал бы почти оскорбительно. Но она поняла, что иначе он не может. – Да, наверное, – уже чуть громче прозвучал ответ. – Всеволод.

Он легко спрыгнул с камня и протянул ей руку. Рука была породистая, с овальными от природы ногтями и отклоняющимися назад последними фалангами пальцев.

– Мисс… Кинни, – улыбнулась миссис Хайден, даже немного разочарованная столь легкой победой.

– Вы англичанка? – удивился Всеволод.

– Да, – несколько неуверенно согласилась миссис Хайден, полагая неуместным сейчас вдаваться в подробности своего положения.

– Странно, – удивился он. – А говорите, как петербурженка.

– Кто? – вдруг с недоумением воззрилась на него миссис Хайден.

– Она спрашивает, кто такая петербурженка. – Значит, действительно англичанка. – Но ни один иностранец не сможет так жестко произнести «сюда». Даже москвич не сможет. – Простите, мисс Кинни. Я забыл, что задавать вопросы здесь практически бессмысленно. А в моем случае – и ждать ответов. Дело в том, что после аварии я способен общаться с другими, то есть отвечать на их вопросы, только через посредника в лице себя же самого. Я прекрасно сознаю всю нелепость и порой неприличность этого, но, увы… Вы очень красивы, несчастны, умны, но… Я боюсь, ваше общение со мной будет сведено для вас или к моему бесконечному монологу – или к диалогу, но меня со мною же.

«Чем же я могу помочь ему? – слушая его, лихорадочно соображала миссис Хайден. – Я чувствую, что смогла бы сделать это, если бы… если бы была увлечена им. О, тогда можно было бы творить чудеса. Но Виктор… У меня не получится игры… Однако этот человек проницателен, по-своему открыт и ничего никому не расскажет. Я откровенна с Виктором, но это откровенность чувств, а здесь…»

– Ничего, я согласна. Мне очень не хватает общения. Только скажите, почему же вы сразу решили, что я несчастна?

Балашов опустил голову.

– Она не понимает причины. – Или не хочет понимать? – Я думаю, пока не может. Так что сказать ей? – Подожди, дальше все будет яснее. – Извините меня, мисс Кинни. Но я не могу вам пока ответить на ваш вопрос.

Впереди уже показался прозрачный, золотистый от рассветного солнца купол столовой. И миссис Хайден решилась пойти ва-банк.

– Но если я несчастна и причину этого вы не считаете нужным мне объяснить, то по крайней мере есть ли, по вашему мнению, способ изменить это положение? Я хочу вырваться отсюда. Скажите, как вы думаете, есть у меня шанс?

Русский тяжело вздохнул и свел в линию крылатые, вразлет, брови.

– Она спрашивает, возможно ли спасение? – От самой себя?! – Нет, я полагаю, она спрашивает в техническом смысле. – Конечно, нет, но ведь дело совсем не в побеге. Это место можно считать иллюзией тюрьмы, а можно – некими костылями, подпорками для осознания себя, своей ограниченности, а также прекрасного средства для выхода в новое. – Ее жаль разочаровывать, ведь сейчас идея побега для нее – тот же костыль. – Благодаря этой идее она уже осознала себя личностью, но дальше… пусть работает.